Есть общества человекоцентричные, известные нам только по названиям своих государств, и общества человекоотрицающие – авторитарно-бесчеловечные, вроде Казахстана. Его монотонная человекоотрицающая атмосфера всегда была средой моей жизни. Неприятной, но привычной. Привычность ее мешала видеть ее сущность, ее антигуманную метафизику. Не говоря о том, чтобы отважиться думать о том, как преодолеть ее своим пониманием.
В обыденной жизни общественно-государственный феномен человекоотрицания выражается во вездесущей хамскости людских нравов, их лживости, хитрости, склонности к насилию, мошенничестве. В целом в равнодушно-презрительном, недобром отношении рядовых людей друг к другу и при этом нежно-подобострастном к любому начальству. Если бы существовал некий инструмент, способный измерять степень дегуманизации людей, то здесь его стрелка колебалась бы между пунктами 99 и 100.
Конкретные проявления феномена человекоотрицания здесь принято объяснять личными недостатками людей. Требуется изрядная настойчивость в стремлении понять нашу жизнь, чтобы за личными недостатками людей увидеть закон, делающий людей нравственно неполноценными – закон выживания. Согласно нему всякий рожденный и живущий в человекоотрицающем духовном поле ведет себя как гибнущий в толпе. Где для самоспасения хороши любые средства.
Те, кто не способны растаптывать своих ближних, инстинктивно сжимаются и создают вокруг себя раковины с колючками снаружи. В существующих данностях это мнимо несаморазрушительный способ уберечь себя. Но что происходит с народом в целом, когда выживание любой ценой становится народным стилем жизни? – Народ становится обществом ничтожеств, каждое из которых считает ничтожествами всех, кроме себя. Закономерно, что он получает власть таких же ничтожеств, которая относится к народу как к скоту. Очевидно, что через такого рода события и превращения происходит конец определенного периода национальной культурной истории.
Его особенно драматически, болезненно переживают единичные развитые индивидуумы. От массы расчеловечившихся соотечественников развитые одиночки отличаются тем, что не могут чувствовать себя живущими, не зная, чему служат. Ведь знание своего нравственного долга, дающего силы жить, есть знание собственной культурной идентичности. Что представляется фантастически далеким рядовому обитателю пространства и времени экзистенциальной бессмыслицы.
Размышляя о своем тупиковом положении, разумный, но в то же время маргинальный по отношению к этому обществу одиночка может представить положения культуры человекоцентричности и антикультуры человекоустраненности как протяженность между плюсом и минусом, и может догадаться, что это общество находится в оконечности минуса, в месте, где терять уже нечего и где не стоит ни на что надеяться. Достигнув такого понимания, разумный одиночка может не только прекратить надеяться, но и принципиально отказаться принадлежать системе человекоотрицания. Ведь никаким соглядатаям человекоотрицающего государства не выследить действия, которые он, перестав верить своему окружению, планирует совершить в своем внутреннем мире, полагаясь лишь на остатки своего воображения и ума. Но это поистине боговдохновенная трансформация. Ведь с момента отказа принадлежать человекоотрицающему обществу ему открывается другое пространство жизни. Входя в него, он покидает состояние вечно напуганного, ненавидящего все и вся комочка плоти – с этого момента его жизнь становится центром мира.
Может показаться, что здесь произошла игра слов: центр мира, находящийся в центре отрицающего человека государства. Как это возможно? Не игра ли это действительно слов?
Чтобы разобраться, следует отметить, что события, происходящие в сознании, человекоотрицающему взгляду всегда и неизбежно представляются иллюзорными, забавой праздного ума. Но если вдуматься, можно уразуметь: человекоцентричность – это прежде всего система ценностей, существующих в основании сознания, и только во вторую очередь – действительное социальное положение. Систему человекоцентричного мировидения творят не общественные предпосылки, а персональные. В этом смысле перечень условий, на основании которых где-то существует человекоцентричная жизнь, есть условия важные, но не определяющие. Одиночку, живущего в отрицающем его обществе, делают центром мира не условия жизни, а знание того, что становит человека центром мира.
Это совершается через осознанный отказ быть объектом: унижения, угнетения, манипулирования. На языке терминов это решение является решением стать целью. – Решением по-настоящему гамлетовского масштаба и драматичности.
Решение "быть" – это решение предстоять перед всем миром. Разорвать без сожаления все местные обусловленности, ограничивающие свою жизнедеятельность. Что крайне непросто: ведь в этой части света нет и в помине той культурной среды, что с XVI века содействует европейцам в их решении "быть"; в этой части света решение "быть" воспринимается окружением как ментальная аномалия, которую нужно лечить, и в этом смысле человекоотрицающий социум по уровню своего духовного состояния находится неизвестно в каком времени.
Как бы то ни было, но поставив себя вне своего человекоотрицающего общества, "решивший быть" непременно входит в пространство подлинных знаний. Которые чужеродны человекоотрицающему обществу; ведь знания там могут существовать только в состоянии информации: инструкций по применению устройств, закупленных человекоотрицающим государством в развитом мире; правил и установок, регулирующих существование отрицаемых государством людей и т.п. В этом обществе чего ни коснись – все неподлинно, и причина тому одна-единственная: у этого общества нет сердца, делающего любое общество живым – нет любознательного, раскрепощенного, бодрствующего, деятельного человека. В плане самоосознания деградировавшее общество ничем не больше, чем толпа гомункулов, лишенных самой способности к самоосознанию, к способности посмотреть на себя со стороны. Сама идея о том, что мир должен быть и изначально создан в качестве пространства для творческой деятельности, но никак не в качестве системы устрашения и подавления человека, неизвестна членам этого общества. И именно эту отнюдь нетайную тайну "решивший быть" наконец-то усваивает, когда оставляет ментальное пространство своего бесчеловечного отечества.
Это знание, хранящееся в доступных всем книгах, утверждает, что человек создан быть центром мироздания и мерилом всех вещей. В наше время есть немало обществ и государств, где эта идея стала явью. Это современные общества и государства. Но еще больше обществ и государств ментально дремуче отсталых, таких, как наше, где человек был и остается никто и ничто.
Если бы мы жили на отдельной планете, это положение было бы статично неизменным, до скончания времен. Но мы живем в большом мире, глобально овеваемом информационно-культурными ветрами. Которые дают нам знать, что человек как мерило всех вещей – это уже не утопическая философская мечта, а расширяющаяся, изменяющаяся сама в себе действительность. Из состояния действительности то там, то там национальной, созданной конкретными национальными творческими усилиями, переходящая в состояние всемирного движения. Которое включает в себя каждого, кто принял решение "быть". Что в наше время есть решение соединить свои способности со способностями лучшей части человечества.
Это невыразимо трудно: осознать, что универсальный гуманизм – явление от начала до конца индивидуализированное, берущее свои начала из личных духовных качеств каждой личности, отваживающейся уважать себя и дорожить своей жизнью. Но именно через отвагу жить на всю катушку выражает себя постепенное становление человеческой бытийности, что я понимаю как упрямое движение потенции индивидуальной уникальности к установлению потенции в реальной личности. Человек, проживающий собственную бытийность во всех своих проявлениях подлинен: в нем нет и следов имитаторства или двоедушия; став подлинным, человек-личность становится тождественным идеалам человекоцентричности, воплощением идеи человекоцентричности, или действительным центром мира. Как видно, у человекоцентричной части мира как воплощения подлинной жизни существует множество центров: сколько есть на свете подлинных личностей, столько же у подлинной жизни центров.
До недавнего исторического времени воплощенные центры мира были относительно разобщенными. Не имея быстрых средств коммуникаций, они не могли думать о том, чтобы создавать из себя систему. В наше время такая система уже существует – благодаря интернету и универсализации английского языка. Эта система – сеть международных гуманитарных организаций, состоящей из миллионов личностей, которых объединяет одно общее свойство – честное отношение к жизни. Объединяющей идеей этих разнообразных сообществ является идея человекоцентричности, распространение ее на весь мир.
Сеть международных гуманитарных организаций – это виртуальная страна, которая содействует разумному одиночке, затерянному в человеконенавистническом пространстве, не только относиться к себе как к центру мира, но и являться центром. Деятельность, которой занимается разумный одиночка, лишь отчасти его самодеятельность – в той части, что разумный одиночка выполняет то, что в его силах, но в целом даже самая скромная личная деятельность есть абсолютно уникальный вклад в общее дело. Ведь разумный одиночка никем не заменим – в оригинальности своего опыта постижения приемов человеконенавистничества и преодоления его преград.
В отличие от своих образованных, но ни к чему не пригодных соотечественников, разумный одиночка постоянно совершает поступки: в грамматике его жизненной философии больше нет сослагательного наклонения: "надо, чтобы было так; надо, чтобы стало так". Ставший центром мира уже преодолел трусливую демагогию "экспертов"; между его намерениями и поступками нет зазора.
Деятельность, которую проводит разумный одиночка в своей человеконенавистнической части планеты, будь то адвокатирование гонимых или писательство без экивоков, отнюдь не безопасна – ведь, по существу, это работа в тылу врага. И честное отношение к ней может быть только таким – с ясным пониманием абсолютной непримиримости принципов человекоцентричности, или приоритета личности над государством, и принципов человекоотрицания.
Было время, когда конфликт разумного одиночки и человекоотрицающего государства решался легко и просто – уничтожением приверженца гуманизма. В наше время убийство свободного одиночки уже стало проблематичным: он уже не беззащитен, за его спиной стоят влиятельные организации: жизнь правозащитника охраняет Human Rights Watch, писателя защищают его коллеги, объединенные в PEN International. Этим отличаются наши времена от тех, когда идея человекоцентричности была утопией, а продвижение ее в несвободном обществе – чистым сумасбродством.
Может сложиться ошибочное суждение, что разумный одиночка, исповедуя космополитические идеи и действуя в их пользу, в какой-то степени служит антинародным целям. Поскольку космополитическая философия никогда не была идеологией его народа. Отвечая, повторюсь: мы переживаем конец изжившей себя культурной истории. Отчуждение людей друг от друга, отчуждение власти от своего народа, всевозможные проявления гуманитарной деградации – все это симптоматические признаки конца культурного исторического периода, который, равно как и конец какой-либо цивилизационной эпохи, не предполагает смерти народа; конец определенной культурной истории означает дальнейшую неспособность изжившего себя народного стиля жизни поддерживать жизнь, сохранять и далее свой народ в культурном состоянии. В этом смысле деятельность, которую осуществляет разумный одиночка, нацелена на то, чтобы делать метафизику логического завершения главы культурной истории понятной; сознательно закрывая историю содержательно выхолостившуюся, разумный одиночка способствует приближению новой эпохи национальной истории.
Универсализация локальной культуры, чему служит разумный одиночка, – это не растворение ее в пустоте космоса; универсализация локальной культуры – это породнение ее с универсальной метафизикой человекоцентричности; депровинциализация национального сознания, и в этих смыслах то, что делает разумный одиночка, есть деятельность безотчетно патриотическая.